Requiescat. Глава 15. Костры Белтейна или Всепоглощающее.
читать дальше
…Так, руки влажные сплетя вкруг гибких талий,
Две юных женщины стояли и мечтали
Четой, смеющейся над прочими четами.
А сзади, в глубине, в уюте пышной ложи,
Торжественно, как трон в надутой мелодраме,
Разрытое, во тьме благоухало Ложе.
Поль Верлен
Две юных женщины стояли и мечтали
Четой, смеющейся над прочими четами.
А сзади, в глубине, в уюте пышной ложи,
Торжественно, как трон в надутой мелодраме,
Разрытое, во тьме благоухало Ложе.
Поль Верлен
В общежитии факультета Слизерина Драко встретила Панси Паркинсон. Голова ее была повязана шелковым платком лимонного цвета, под которым бугорками выделялись папильотки, - от природы волосы Панси были прямыми и жесткими. Почему она решила, что ей идут завитушки, неизвестно, только в действительности они делали ее лицо еще больше похожим на сморщенную собачью мордочку.
Гостиная освещалась исключительно огнем камина, который горел здесь беспрерывно, но мало согревал сырые каменные стены. Панси сидела в кресле напротив камина, при звуке открывающегося портрета она поднялась с кресла и подбежала к Малфою.
- Драко, что ты вытворяешь? – почти требовательно спросила она, встав в позу негодования, уперев руки в бедра и попутно демонстрируя юноше полупрозрачную ночнушку – короткую настолько, чтобы были видны гладкие ляжки, и широкую ровно на столько, чтобы можно было дышать. Произнося его имя, она взвизгивала на звуке «а», немного удлиняя его.
- Что тебе надо, Панси? – раздраженно бросил Драко, он пренебрежительно окинул придирчивым взглядом фигуру одноклассницы. Чего он терпеть не мог, так это спектаклей. Парень неторопливо обошел девушку и стал медлительно расстегивать запачканную в крови мантию. Панси нетерпеливо развернулась к нему лицом; она обиженно надула губки и скрестила руки на груди, грудь соблазнительно вспухла в глубоком разрезе сорочки.
- Господин не будет доволен твоим поведением, - ядовито сказала Панси, - Не стоило портить его любимую куклу.
- Лорд не ребенок, чтобы играть в куклы, - Малфой отбросил снятую мантию на пол. Слизеринка неспешно прошествовала навстречу юноше, мягко покачивая довольно широкими бедрами. Ее роскошное телосложение странно не сочеталось со строением лица, больше похожим на искаженную карнавальную маску. Малфой ленивым взглядом проследил за ее движением.
- Хозяин не будет доволен тобой, - тихо зашелестел ее голос. Панси вплотную подошла к Драко, опустила правую руку на плечо парня, пальчики левой заскользили по груди слизеринца. Она прогнулась, прижимаясь к Малфою животом, рука ее взметнулась к вороту рубашки Драко, - Но даже когда ты останешься без ручек и без ножек, - сладко зашептала Панси в шею юноши, одновременно расстегивая верхние пуговицы рубашки, - я смогу найти для твоих… останков достойное применение…
- Да пошла ты, Паркинсон! – Драко оттолкнул руки разгоряченной девушки, саму ее отбросив на кресло, и вышел вон из общежитий факультета.
В коридоре подземелья Драко замер, не зная, куда деваться.
- Решил прогуляться, юный Малфой? – раздался завораживающий голос откуда-то из-за спины. Обернувшись, парень увидел, что голос принадлежал ни кому иному, как женщине с портрета, закрывающего проход в общежития. Она была одета в серое, ничем не примечательное платье без рукавов, лишь одна деталь украшала ее костюм: бедра опоясывала тонкая серебряная цепочка с рядом подвешенных на нее маленьких кулонов – метла, солнце с треугольными лучами, череп с сечением на лобной кости, серп, пятиконечная звезда и несколько других.
- Мне разрешено – я староста, - ответил Драко, удивленный тем, что дама впервые с ним заговорила.
Женщина с портрета чуть наклонила голову, темные вьющиеся волосы скользнули из-за спины, блеснув стальным отливом:
- Ты можешь пойти в свою собственную спальню, староста Малфой, - предложила она, сдержанно но лукаво улыбаясь юноше. Создавалось впечатление, что у нее есть варианты получше.
- Нет, - возразил Драко, глядя в ореховые глаза дамы.
- Почему? – ее алые губы едва шевельнулись; в полуприкрытых глазах плескалось непонятное веселье.
- Там холодно, - просто ответил Малфой. «А действительно, чем не причина?» - подумал он.
Дама, похоже осталась довольна ответом слизеринца. Она кивнула, и взгляд ее на миг расфокусировался. В следующее мгновение она снова обратила лицо к Драко:
- В таком случае тебе следует пойти туда, где горит огонь, - проговорила наконец женщина, направив взгляд на лестницу, ведущую вверх из подземелий. Малфой тоже посмотрел в ту сторону, ничего, кроме каменных ступеней, не увидел и повернулся к портрету:
- Как ваше имя? – спросил он, но картина уже опустела, остался лишь гобелен на заднем плане с выцветшим на нем изображением каменного кольца.
Не имея никаких соображений, Драко направился вверх по лестнице. В Главном холле было тихо и темно. И холодно. Малфой стал подниматься выше, преодолевая все новые и новые ступени и лестницы, пока не понял, что идет в Больничное крыло. Что он там собирался делать, слизеринец не знал. Возможно, хотел попросить у мадам Помфри снотворное. Или яд.
На повороте с лестничной площадки в коридор третьего этажа в грудь Драко ударилась чья-то голова.
- Черт! – зашептал чей-то голос, - Малфой, твою мать!
- Интересно, куда это ты направляешься на ночь глядя, Уизли? – растягивая гласные спросил Драко. Чтобы смотреть в глаза Джинни, ему пришлось низко опустить голову.
- Могу то же самое спросить у тебя, Малфой, - глаза Джинни блеснули вызовом. Она только сейчас заметила, что все еще касается руками его пояса, и поспешно их опустила. В коридоре было настолько темно, девушка могла не беспокоиться, что слизеринец заметит румянец, вспыхнувший на ее щеках.
- Я префект, имею право Уизли, - как-то странно произнес Драко ее фамилию. Только когда гриффиндорка отстранилась от него, парень понял, что ему было очень приятно ощущать ее тепло. Малфой сделал шаг в ее сторону, склоняясь к самому лицу. Привычная ухмылка исказила его рот: - А вот, как объяснишься ты, если тебя поймают?
- Ну так беги и докладывай! – по-гриффиндорски вскинула подбородок Джинни.
- Пожалуй, я останусь здесь, - хмыкнув, возразил Драко.
- Ну, тогда уйду я!
Она скользнула вбок, упругие локоны огненно-рыжих волос защекотали ему плечо. Не давая себе одуматься, Драко схватил девушку за запястье и притянул к себе; дрожащие пальцы второй руки едва касались талии Джинни:
- Останься, - забормотал поспешно Драко, склоняясь к удивленному лицу девушки. «Она не захочет меня», - появилась откуда-то пугающая мысль. – Прошу тебя.
Джинни сотрясала мелкая дрожь, губы ее влажно и соблазнительно блестели:
- Ты понимаешь, что говоришь, Малфой? – дыхание ее сбилось, а мягкие ладошки осторожно опустились на грудь парня, сминая светлую ткань полурасстегнутой рубашки.
- Не так, - тяжело дышал слизеринец, - Спроси по-другому… Спроси: «Ты понимаешь, что говоришь, Драко?»…
- Ты понимаешь… Драко… - почти простонала Джинни, запрокидывая голову.
- Да!.. – выдохнул юноша прямо в приоткрытые губы Джинни.
Поначалу поцелуй казался неуклюжим: Драко боялся, что в любую минуту его оттолкнут, Джинни же просто не соображала, не верила, что это происходит. Но вот ее губы дрогнули, давая юноше понять, что его не отвергают. С глухим стоном он углубил поцелуй, языком раздвигая губы девушки. Вкус ее рта, отдающий мандаринами, выгнал последние остатки разума из головы разгоряченного Малфоя. Он крепко прижал к себе Джинни, рука скользнула вниз по бедру.
Девушка прервала поцелуй, Драко напрягся, но Джинни уже ласкала мягкими и горячими губами его шею, ямки ключиц, оставляя блестящий мокрый след. Она аккуратно расстегивала оставшиеся пуговицы, не забывая отметить поцелуем каждый новый открывшийся участок кожи. На бледных и очень острых скулах Малфоя проступили розовые пятна, он откинул голову, содрогаясь от наслаждения.
В конце коридора раздались шаркающие шаги, сопровождаемые скрипучим мяуканьем и препротивнейшим покашливанием.
Джинни вскинула голову, вглядываясь в темноту.
- Филч, - обратила она мутные глаза к Драко. Ее розовые губки распухли, и Малфой не мог оторвать от них затуманенного взгляда; едва ли он расслышал ее слова, - Нельзя, чтобы он нас здесь застукал.
- Да, - хриплым голосом наконец ответил слизеринец.
- Надо уходить прямо сейчас, Драко, - пыталась воззвать к его разуму Джин.
- Да, - бессмысленно повторил Драко, прижимая ее к себе, запуская пальцы в густые вьющиеся волосы.
Девушка закатила глаза, понимая, что действовать придется самой. Она высвободилась из теплых объятий и взяла Драко за руку:
- Пошли, блондин, - потянула она его по коридору прочь от завхоза и смышленой кошки, - Где-то здесь должна быть Комната Необходимости. А она нам, судя по всему, - добавила Джинни, опуская взгляд куда-то вниз, - сейчас очень необходима.
* * *
Где-то рядом билось чье-то сердце, и Маргарита ощутила, как ее собственное начинает тяжело давить на грудную клетку. Голова все так же была заволочена туманом, но девушка все же встала со своего ложа. Несколько секунд она посидела на диване, надеясь, что окружающие предметы примут хоть какое-то определенное очертание, но вскоре ведьма поняла, что не может спокойно сидеть на месте, пока чужое сердце так неистово бьется вблизи.
«Я нужна ему…» - понимала Маргарита, не зная, кого имеет в виду.
- Том? – еле слышно попробовала она это имя на вкус, но сразу же стало ясно – она ошиблась.
Девушка оттолкнулась от дивана и, неожиданно для себя, будто взлетела вверх, как надутый гелием шарик. Голова казалась легкой и пустой, но это чувство обманчиво, как и все, происходящее сейчас. Она вовсе не ощущала ног; ее внезапно сильно качнуло в сторону, будто где-то под полом бушевало штормовое море. Маргарита с глухим стуком ударилась о стену и, не желая оказаться на полу и потом снова «взлетать», судорожно к ней прижалась, уперлась потерянными ногами в пол, - лишь бы не упасть, лишь бы не сползти. Так она простояла минуты две: за это время ей удалось рассмотреть рисунок на выцветших обоях – листья дикого плюща, совершенно не соблюдавшие своим расположением какой-либо симметрии. Впрочем, сейчас ей казалось, что листья непрерывно двигаются, то сворачиваясь, то распрямляясь, то переплетаясь стебельками, то вовсе исчезая.
На девушку нахлынул страх потери самоконтроля. Никогда еще это не беспокоило ее так живо. Маргарите до боли был нужен кто-то – кто угодно – способный удержать ее, просто держать, доказывая своим материальным присутствием, что и она существует. И вот где-то рядом билось необходимое ей сердце.
Она медленно заскользила по стене в сторону двери, различимой благодаря скупому холодному свету.
«Это луна, - поняла Маргарита, - Значит, ночь…»
Только сейчас девушка заметила, что раны на руках вновь кровоточат – на стенах оставались неряшливые темные пятна, там, где их касались обнаженные руки. Сердце ее подскочило к самому горлу, и она почти задохнулась.
Руки уже коснулись дверного косяка, когда Маргарита поняла, что сил не остается даже на то, чтобы поддерживать вертикальное положение тела. Она потянулась к дверной ручке, но та не поддавалась – дверь была заперта.
Во второй раз за эту ночь по щекам ведьмы заскользили слезы, и снова она стояла перед закрытой дверью. Маргарита заскребла по замочной скважине, прекрасно понимая, что это ничем не поможет. Тихий вой вырвался из ее горла.
В двери что-то щелкнуло, и она внезапно распахнулась. На пороге стоял растрепанный, если не сказать растерзанный, Рем Люпин. На нем были одни заплатанные брюки. Волоски на обнаженной груди поблескивали капельками пота; рука, впившаяся в дверной косяк, нервно конвульсировала, по мышцам проходила какая-то неконтролируемая судорога. Маргарита напрягла зрение, всматриваясь в лицо оборотня: верхняя губа задралась, по-хищному обнажив белые зубы, и дергалась. Голова его несколько запрокинулась назад, будто он в любой минуту готов был шарахнуться назад. Нос шумно и резко втягивал воздух, внимательно внюхиваясь в него. глаза, дико распахнутые и немигающие, светящиеся жутким желтым светом, неотрывно вперились в заляпанные кровью и пылью руки Маргариты.
* * *
Комната Необходимости нашлась сразу же, как и подобает подобным помещениям. Драко недоуменным взглядом рассматривал натюрморт на стене, ожидая, что Джинни вот-вот скажет пароль, и они вместе шагнут в открывшийся проем (ну, или Драко внесет ее в комнату на руках, - он еще не решил, как будет лучше. Что поделаешь, глупую приверженность к театральности сложно вытравить из характера истинного слизеринца).
Однако девушка все молчала, нервно изучая картину.
- Э, Джинни… а нельзя ли заняться искусством попозже? Поверь мне, есть вещи поинтереснее… - громко прошептал парень, склонившись к шее девушки.
Она немного отстранилась, чуть повернув к нему голову и продолжая смотреть на натюрморт:
- Лучше посвети, - нетерпеливо бросала она, - …да где же она?..
- Кто? – спросил Драко, засветив кончик палочки Люмусом.
- Ручка, - Джинни наконец отыскала необходимый фрагмент картины – просто складки тени, - который на деле оказался хорошо замаскированной дверной ручкой.
Замок щелкнул, и картина, став совершенно обычной, скучной дубовой дверью, распахнулась внутрь.
Сложно сказать, что ожидал увидеть Драко в этой комнате – возможно, заброшенный кабинет, или чью-то спальню, или даже кладовку. Не так-то просто было удивить Драко Малфоя, но легкое недоумение все же коснулось его лица.
Комната, довольно простая, с высоким потолком, выглядела так, будто здесь убирались каждый день. Древние стены, выложенные грубо тесаным базальтом, были задрапированы тяжелыми гардинами не менее тяжелого темно-бордового цвета; стрельчатое окно было слишком высоким для этой части замка (впрочем, молодых людей это ни коим образом не смущало – как-никак, за семь лет обучения в Хогвартсе и не к такому привыкнешь); на широком подоконнике, на каменном бордюре, на уровне глаз опоясывающем стены по всему периметру комнаты, на готический этажерках, и даже в воздухе золотистым светом горели сотни округлых, пузатых свечек. В глубине комнаты, справа от окна, тускло блестело овальное зеркало и отражало стоящие рядом серебряный таз и кувшин того же металла, предназначавшиеся для умывания. Но большую часть комнаты занимала огромное, высокое и благоухающее ложе…
* * *
Розовый язык оборотня быстро пробежался по пересохшим губам. Странным движением он склонил голову.
Маргарита привалилась плечом к стене и лишь таким образом поддерживала вертикальное положение. Левая рука, которой она все еще касалась стены, безвольно упала, запачкав сорочку.
Рем сломанной куклой качнулся к девушке, упал на колени и, схватив ее руки, стал вылизывать кровь с ладоней; десны нестерпимо зудели. Он то прижимал холодные ладони ведьмы к лишу и отчаянно растирал ими себе щеки, губы, даже глаза, то отнимал их и снова вылизывал кровоточащие порезы.
В глубине спальни преподавателя резким порывом ветра хлопнула форточка открытого окна.
Мужчина замер, сжимая пальцы молчаливой Маргариты в своих руках. Глаза его сверкнули, когда он поднял к ней взгляд: зрачок, не смотря на мрак помещения, сузился в маленькую точку.
- Уходи, если можешь, - прохрипел Люпин, и в голосе оборотня слышалась мольба. Живот его медленно и бесконечно долго втягивался и вновь выступал вперед.
Маргариту била та же лихорадка; слова Ремуса заставили ее задрожать: он гонит ее, но ведь она так нуждается в нем сейчас!
- Не могу, - тихо ответила ведьма, и, как бы в подтверждение этих слов, ноги ее подкосились, и она упала на пол, больно стукнувшись коленками. Боль не принесла и крупинки ясности.
- Я сам, - поспешил к ней Рем, собираясь отнести девушку в Больничное Крыло. И не важно, как на него посмотрит Мадам Помфри, - наплетет что-нибудь.
Он потянулся к ней и прижал к себе, но не успел еще подняться на ноги, как тело его прошила новая волна дрожи: девушка, легонько обхватив руками его торс, стала мучительно сладко целовать его обнаженную грудь, слизывать капельки пота, покусывать кожу…
Люпин взвыл охрипшим голосом, но не позволил себе ни единого движения.
- Нет, - выдавил он из себя, - Так нельзя… Я не могу…
- Не отпускай…
- Нет! – уже тверже, но как-то зло каркнул Люпин. Он мягко, но настойчиво отстранил Маргариту, вскочил на ноги, быстрым шагом прошел в спальню и, отыскав мантию, торопливо натянул ее на себя. Затем он взял со старого орехового кресла-качалки (один из эксцентричных подарков Дамблдора) потертый плед и, возвратясь к девушке, завернул ее в колючую ткань.
Он старался быть аккуратным, но руки его дрожали, и он не знал, что ему делать со своим возбужденным состоянием.
Так, с наполовину застегнутой мантией и лихорадочной молодой ведьмой на руках, Ремус Люпин зашагал в Госпиталь школы Хогвартс.
* * *
- Мистер Люпин? – поразилась Мадам Помфри, увидев на пороге Ремуса, и не просто Ремуса, а Ремуса с ее пациенткой – которой положено было бы сейчас спокойно спать в своей койке № 19 – на руках. Не смотря на поздний час, медсестра выглядела бодренько и свежо, как отметил себе Люпин, - Что про..?
- Я нашел ее неподалеку от замка, - перебил женщину оборотень, - У теплиц.
- Что она там делала? – кудахтала Помфри, подталкивая Рема к больничной койке.
- Судя по всему, ходила во сне. Но вам виднее, Поппи. Вы же врач.
Он бережно опустил свою ношу на кровать и остался стоять рядом. Маргарита то ли спала, то ли опять потеряла сознание.
- Когда вы ее нашли? – допытывалась медсестра, высвобождая девушку из пледа.
Люпин вздрогнул и ответил не сразу:
- Только что, - солгал оборотень; язык непроизвольно прошелся по губам, тень вкуса крови еще осталась на них.
Мадам Помфри уже вовсю изучала пациентку на предмет повреждений и только сейчас заметила раны на руках.
- Как много ссадин!.. – заметила она, - И где же она так изрезалась?.. – По спине Люпина скатилась холодная капелька пота, как если бы его уличили в чем-то преступном.
«Я был на шаг от этого», - сказал сам себе Ремус.
- Это, вероятно, от замков… - сама себе ответила Помфри. Люпин расслабился, - Двери Хогвартса тяжелые, и замки надо еще уметь открывать!
- Она все умеет, - как-то безнадежно грустно ответил Рем.
Помфри подняла на мужчину глаза и внимательно, пристрастно вгляделась в его лицо.
- Ремус, ты сам-то как себя чувствуешь? – спросила по-матерински нежно медсестра (по правде сказать, она практически ощущала его своим сыном, так часто приходилось ей ухаживать за рано поседевшим мальчишкой; она искренне любила его). – Плохо выглядишь.
Рем каким-то нищенским жестом пригладил волосы, испещренные серебристо-серыми прядями.
- Полнолуние скоро, - пояснил он виноватым тоном.
Что-то блеснуло в глазах пожилой дамы. В следующий миг она опустила взгляд к Маргарите и стала укрывать ее больничным одеялом:
- Подожди здесь минутку, Ремус, - говорила она, - Я сбегаю в подсобку и принесу тебе чего-нибудь укрепляющего. И успокаивающее тоже… - И она торопливым шагом направилась в свой кабинет.
Люпин проводил ее взглядом, а затем повернулся к спящей девушке. Невинная безмятежность.
«Что же она со мною сделала?» - задавался вопросом оборотень, поглаживая голову девушки.
- Ты же все умеешь, все можешь? – зачем-то спросил у нее шепотом Рем.
Он погладил холодную щеку Маргариты, на секунду задержал взгляд на своем удлиненном указательном пальце.
«Как будто заклейменный», - подумал отстраненно мужчина, - он устал сопротивляться, слишком стар для этого. Но он никогда не устанет ненавидеть Оборотня.
Ресницы девушки дрожали – ей что-то снилось. Ремус не хотел знать, что. Ее сны – ее крест.
«Красивая, как восковая кукла».
Оборотень склонился над Маргаритой и впился в бледные губы. Сквозь сон она почувствовала его, ответила на поцелуй. Рем с тоской вспомнил, как давно он не целовался вот так – чувственно, зрело, желанно. И только когда сверхчувствительный слух зверя уловил в отдалении цокающие шаги медсестры, Люпин с неохотой прервал поцелуй.